Волнистые попугаи — маленькое сердце и масса нежности в нем, или удивительное о попугаях

Уже прошло ровно тридцать лет как нет нашего маленького питомца — волнистого попугайчика Кеши. Имя простое, как еще можно было назвать зеленый маленький комочек, который появился в нашей семье весной 1984-го. Покупали, как и всегда тогда, у торговцев на Птичьем рынке в Москве.

Кешка оказался не мальчиком. Как и всегда нас обманули. Интернета и особых книг не было, какие-то слухи, домыслы о том, как надо выбирать попугая. И все. Особо спросить не у кого было. Знали про восковицу, еще про какие-то особенности и отличия мальчиков волнистых от девочек. Но на Птичьем рынке в Москве было столько всего. Кто помнит это место, тот поймет. Масса торговцев, все в голове путается. И в результате, видать, кто-то задурил голову и выбрали мы своего мальчика волнистого, которого назвали Кешей, или Кешкой.

А потом выяснилось, что он и не мальчик, а форменная девочка. Птичка оказалась очень ласковой, но не говорила, а только чирикала.

Птичий рыной в Москве

Одно из первых воспоминаний после Птичьего рынка о Кешке было то, что практически сразу мы куда-то поехали на целый день, а Кешка осталась в клетке. И вот вечером мы возвращаемся домой, открываем дверь, а нам навстречу летит Кешка. Оказалось, что птичка еще маленькая, а по углам клетки были зазоры через которые Кешка могла выбираться наружу. Пришлось срочно заделывать.

Следующее воспоминание, что тогда на дно клетки стелили газету. И Кешка упорно любила прогрызать в газете дырки, забираться под газету и там уже орудовать и что-то грызть. В результате мусора, кусков газеты было очень и очень много.

Но о Кешке много можно вспомнить. Жаль, что только фотографий не осталось, кроме нескольких, которых я не нашел. Если найду, то прикреплю. Но каждый может себе представить Кешку — это была простая светло-зеленая волнистая попугаиха. Так вот, о Кешке можно многое вспомнить, но я хочу рассказать о том, как Кешки не стало, о последних днях птички. Это грустная, но очень добрая и трогательная история.

Итак, Кешка жил с нами много-много лет. Срок жизни у волнистиков не такой большой — где-то десять лет. И вот, на второй половине своей жизни, не понимаю почему и как, но Кешка перестала летать. Это ей не мешало жить. Даже наоборот. Если раньше клетку закрывали, то постепенно это делать перестали, да и замок сломался и дверца просто болталась и крутилась туда-сюда. И Кешка могла спокойно когда хочет вылезать и залезать в клетку и из клетки и гулять по квартире. Конечно, окна закрывались, и была сетка на окнах, а опасные места давно были учтены. Но птичка уже давно жила и было ясно что она любит и куда ходит.

Клетка стояла в комнате, к клетке было приделано покрывало. Утром Кешка просыпалась и вылезала сама из клетки, потом по покрывалу спускалась вниз на пол и по полу шлёпала до кухни. Там стояла вода и еда. Там она ела, потом гуляла по квартире. А соседняя комната была закрыта, но это не мешало Кешке подлазить под дверь и туда спокойно проходить, что она и делала. Если в соседней комнате кто-то смотрел телевизор, то она приходила в комнату, подлазила под дверь и забиралась по платью или штанине на плечо и там мирно сидела или дремала. Так было долго. Уже все в семье привыкли, что вот такой уклад жизни. Вечером Кешка уходила в клетку и там спала. Загонять ее отдельно не надо было. Она усвоила все порядки в семье и все понимала. Кстати, уже когда у нас жила Кешка, у нас появилась собака по имени Блэк, так как была она чёрным ризеншнауцером. И что удивительно, но щенок признал в маленьком волнистике себе равного и не трогал птичук, а наоборот уважительно пропускал. К слову, других птиц после Кешки Блэк уже не признавал и гонял их. А Кешка была у него такой старшей.

Шли годы. И в середине февраля вдруг Кешка занемог. Из клетки выходить перестала, ничего особо не ела. Чем помочь было неизвестно. Но было видно, что птичке плохо.

Потом уже у меня было много других волнистиков и многие из них умирали очень тяжело, на дне клетки, уже с онемевшими лапами. У Кешки было все иначе. Ему было плохо, но на жердочке он еще кое-как сидел. Ему пытались что-то дать, какие-то лекарства, витамины. Все что могли на тот момент, это был февраль 1994-го года. Особого чего-то не было тогда. Да и знаний еще особых не было. Да и возраст птички был уже вполне преклонный — в районе 10 лет. Кешка хмуро сидел. Я учился в школе. И утром уходил в школу, а днем возвращался. Времена были тяжелые и я помогал отцу в его работе после школы. Где-то в два часа я приходил, обедал, и делал техническую работу, которую он мне оставлял в соседней комнате от Кешки.

Конечно все мысли были о Кешке, о том, как его спасти, как ему помочь. Но часто мы бессильны. Во вторник он заболел, прошла среда и наступил четверг 17-е февраля 1994-го года — дата запомнилась. Я как обычно пришел из школы, поел, Кешка был в клетке. Я пошел в соседнюю с ним комнату, закрыл дверь, чтобы собака туда не прошла. и стал на полу раскладывать работу отца. По телевизору шли зимние олимпийские игры в Лиллехаммере. Вдруг слышу топоток лапок Кешки.

До сих пор остается загадкой, как уже больная и обессилевшая птичка за несколько минут до своей смерти смогла сделать это. Это врезалось в память на долгие тридцать лет, которые прошли с того дня. Клетка Кешки стояла на виду и она видела мои передвижения — видела кухню, коридор. И вот я придя из школы, пообщавшись с ней, проверив все, поев, ушел в комнату. А потом этот зеленый умирающий комочек выбрался из последних сил из клетки, сполз по покрывалу на пол, прошел около 4-х метров своими маленькими лапками! Только подумайте. Это человеку пройти. А птице, умирающей птице… Пройдя эти четыре метра до соседней комнаты, Кешка пролезла в щель в двери и там еще полтора метра дошла до меня. Я ее увидел тут же взял в руки, не понимая что происходит. Кешка уже третий день не выходила из клетки.

А дальше все было очень просто. Взяв в руки этот маленький зелёный комочек я увидел последние минуты и секунды жизни той птички, которую я очень любил. Как только я взял Кешку в руки у нее начались судороги. У птиц все как у людей. Судороги в несколько десятков секунд и сердце останавливается. И держа Кешку в своих ладонях, она умирала у меня на глазах — последние судороги, серия судорог, потом птица вытягивается от последней судороги и замирает. И там где когда-то была жизнь и билось сердце, буквально несколько секунд назад, минуту назад — уже просто бездыханное тело. Жизнь очень простая вещь — она есть, и хватает несколько секунд, чтобы ее не было. Я был подростком, в руках у меня лежал мой попугай, только что умерший у меня на руках. И не просто умерший, а проделавший большой для него путь, чтобы дойти до меня и провести буквально последние секунды своей жизни у меня на руках. Что это было!? Почему!? Не знаю. Но на всю жизнь эти мгновения остались в моей память и сердце. Маленькая птичка за минуты до своей смерти из всех сил идет, чтобы быть рядом с тем, кого, может быть и она тоже любила.

Как часто мы отказываем животным в главном — в том, что у них тоже есть и душа, и сердце, и чувства. Кто доказал обратное!? Кто доказал, что у них этого нет!? Ну скажите, как рационально можно объяснить, на основе инстинктов, почему птичка, прожившая рядом со мной многие годы, делает вот то, что было описано выше!? Какой тут может быть инстинкт!?

Когда я вижу и слышу, читаю всяких умных людей, которые рассуждают что-то о животных, которые часто говорят с ненавистью о собаках, животных, птицах и так далее… Я не понимаю их. Я не знаю с каких они планет на нашей Земле оказались. Мне очень жаль многих людей. Многим людям бы поучиться у многих животных той любви, которая есть в этих существах, которых мы часто считаем меньшими. А может и не меньшие, а может и большие, чем мы. Сколько бывает ласки, нежности, доброты есть в этих маленьких существах.

Это было 17-го февраля 1994-го года в районе 16-ти часов дня. Прошло тридцать лет. Очень большой срок. Это была одна из первых моих потерь. Потом их было много. Уходили и люди, близкие, те, кого любил, уважал. Я их всех помню. Надо помнить. Помнить прежде всего доброе.

Были и потери животных, моих птиц. Много. Когда мы заводим животных, то мы часто не понимаем, что все мы смертные. И эти добрые существа нас покинут и это будет большая боль. Все мои птицы умирали у меня на руках и на моих глазах. Так получалось. Не специально.

И я могу с уверенностью сказать, видя все это, да и вообще все вокруг, что когда видишь то, как мимолетна жизнь… в общем, цените ее… это всего лишь секунды. Есть человек — и нет человека. Есть жизнь и нет ее… Это секунды.

Не стройте из себя умных зануд, просто любите и делайте больше доброго в этой жизни, дарите нежность, тепло близким и окружающим… Просто так.

Дмитрий Ластов

ПОДЕЛИТЕСЬ ЗАПИСЬЮ



КОММЕНТАРИИ